В очередном выпуске — Сергей Степашин, председатель Счетной палаты России, доктор юридических наук, кандидат исторических наук, генерал-полковник. Сергею Степашину 60 лет, он живет и работает в Москве.
О борьбе с коррупцией
Вы помните удивительный, печальный, трагический и в то же время очень мощный психологический пример, когда бывший президент республики [Южная Корея], которого только обвинили в том, что он где-то там позлоупотреблял, еще ни суда, ничего не было… Он спрыгнул с горы, разбился насмерть, и вся Корея вышла его проводить в последний путь. Вот это — нравственный пример. («Первый канал», декабрь 2009)
Как бывший руководитель МВД и ФСБ, я прекрасно понимаю, что аресты не лучший путь. Нужно системно искоренять предпосылки, ведущие к коррупции. С этой целью мы максимально усилили внутренний контроль, работу с кадрами, повысили ответственность каждого — от аудитора до инспектора. («Собеседник», октябрь 2007)
По ощущениям пуганули [коррупционеров] поначалу, сейчас, похоже, немножко успокоилась ситуация, надо бы пожестче проехаться кое по кому… У китайцев самая высокая коррупция. Потому что самая забюрократизированная система управления. («Эхо Москвы», январь 2012)
Все-таки тюрьма, колония никого еще не исправляли. Лучше наказать серьезным штрафом. Это, кстати, пополнит бюджет и очень серьезно. Даже если ты вернешь сумму, это уже статья Уголовного Кодекса. Это решение принимается судом, и ты получаешь судимость со всеми последствиями. («Вести», январь 2011)
О Счетной палате и ее сотрудниках
Половина Счетных палат в мире называется «счетный суд». Бонапарт придумал в свое время. Был такой известный юрист. («Эхо Москвы», январь 2012)
Мы — не силовое, а контрольное ведомство. <…> Я и аудиторам своим говорю: господа, вы держиморды! Надо приходить и говорить на человеческом языке, а у вас часто слышится интонация: «Я прав во всем, потому что я контролер!» («Собеседник», октябрь 2007)
Не надо бояться Счетной палаты, и уж совсем безнадежное дело — предлагать аудитору взятку. У нас все люди проходят тройное, даже четверное сито. («Собеседник», октябрь 2007)
Средняя зарплата у нас порядка 56 тысяч рублей, она выше у аудиторов и чуть ниже у сотрудников. В целом, я считаю, неплохая — с учетом премий люди получают и больше, если премии заслуживают, поэтому у нас люди с работы не уходят. У нас большая очередь и есть возможность выбрать людей — это неплохо. Тем более, работает всего 1200 человек на всю страну. («Первый канал», декабрь 2009)
Неплохо было бы наделить Счетную палату правом налагать штрафные санкции на нарушителей финансово-бюджетного законодательства. Дополнительных штатов нам для этого не надо. («Коммерсант», апрель 2010)
Мы в 2011 году выявили достаточно внушительную сумму, которая сегодня более активно обсуждается. Это более 700 миллиардов рублей. Ну это не воровство. Скажем, 1,2 миллиарда — это нецелевое использование бюджетных средств и по этим материалам возбуждено более 170 уголовных дел, а вот эти 700 — это как правило финансовые нарушения, связанные с госзакупками, завышением цен,с нарушением бюджетной дисциплины, бухгалтерского учета… Консолидированный бюджет у нас порядка 10-11 [трлн руб.], ну посчитайте, одна десятая часть. («Эхо Москвы», январь 2012)
Слава богу, нам никто план не задает. И слава богу, что мы не играемся в политику. Вот сейчас многие говорят «Давайте отдадим Счетную палату оппозиции». Ну, во-первых, я не знаю, что такое и кто такой оппозиция, я — человек беспартийный. <…> Пришел в Счетную палату — приостанови членство в партии. Ни в руководящей направляющей, ни в оппозиции работник Счетной палаты не должен состоять. У него есть один судья — Конституция и закон. Все. («Эхо Москвы», январь 2012)
О себе и своем кредо
Каждый человек — он выбирает, есть у него альтернатива или нет. («Эхо Москвы», январь 2012)
Я живу только на зарплату. Другое дело, что у меня супруга — старший вице-президент Внешторгбанка страны. Она с 1974 года в банковской системе, всю жизнь. Я считаю, что она не бедный человек. Я живу на зарплату. («Первый канал», декабрь 2009)
За всю мою политическую жизнь меня использовали всего один раз. Когда назначили на 87 дней премьер-министром. <…> Других случаев, когда кому-то удалось бы с моей помощью решать свои проблемы, не припомню. («Собеседник», октябрь 2007)
Вы знаете, когда меня кошмары мучили? Не то, что даже кошмары, а просто я не знал, куда себя деть. Это первая чеченская кампания, особенно Буденновск. Когда Басаев ушел живым, здоровым, наглым, высокомерным, со знаменами, и я как директор ФСК ничего не мог сделать. Большего позора и кошмара в своей жизни я не испытывал никогда. («Первый канал», декабрь 2009)
Не всегда можешь сказать то, что думаешь и что считаешь нужным. И не только потому, что рискуешь навлечь на себя чье-то недовольство или даже лишиться должности, а еще и потому, что за тобой — коллектив, который нельзя подставлять. («Российская газета», март 2012)
Напрямую я не лгу, я иногда могу не ответить на тот или иной вопрос и улыбнуться. («Первый канал», декабрь 2009)
[В горячие точки я] вместе с училищами ездил. Службу несли, одновременно выполняли боевые задачи, читал лекции, принимал экзамены. В том же Баку я был полгода комендантом района. Знаете, что такое комендант района во время чрезвычайного положения? Это вся власть. Вся. Абсолютно. Ты — главный, больше никто. Все могу. («Первый канал», декабрь 2009)
Зря подтрунивают [над темой кандидатской диссертации Степашина «Партийное руководство противопожарными формированиями Ленинграда в годы Великой Отечественной войны»]. Город-то не сгорел, эпизодов не было. Это не вчерашняя хромая утка. У меня еще есть Академия финансов, докторская диссертация. («Первый канал», декабрь 2009)
Я прожил большую жизнь, у меня внушительный послужной список, горячие точки. Ни подонком не стал, ни трусом, ни вором. И никого никогда не предал, только себя иногда ломал на каких-то вещах. Приобрел огромный управленческий опыт, мир посмотрел, страну познал. У меня прекрасная семья, слава богу, живы родители. И мне на судьбу грех жаловаться. («Российская газета», март 2012)
О критике и свободе слова
Та борьба в начале 90-х годов при раннем Ельцине дала возможность многим журналистам сегодня стать журналистами и говорить то, что они считают нужным. Но надо и уважать людей, о которых ты говоришь. Только хоть позвони да перепроверь. Ну что, сложно, что ли? («Эхо Москвы», январь 2012)
Я никогда не судился со СМИ, но сейчас, честно говоря, руки чешутся. Тот, кто стоит за информацией о моем возвращении в МВД, просто провокатор. И никто, в том числе и я, не предлагал переименовать милицию в полицию. Слушайте внимательно, уважаемые журналисты. («Право.Ru», январь 2010)
Об олигархах и приватизации
Порядка 90% всех объектов было приватизировано в рамках существовавших тогда законов, нормативных актов и указов президента. Именно поэтому Счетная палата сделала вывод о том, что пересмотра общих итогов приватизации быть не может, потому что все это делалось в рамках тогдашней публичной власти. Кстати, такую же позицию высказал Конституционный Суд. («Росбалт», декабрь 2004)
Что-то я пока не видел дрожащих олигархов. Конечно, возмущаются, но не все. Что касается ухода от налогов, то с точки зрения бизнеса это естественно. Если я хороший менеджер, то буду делать все дозволенное законом, чтобы моя компания становилась богаче. Меня для этого и нанимают. А о налоговых поступлениях в бюджет должно заботиться государство. Это своеобразная игра: кто кого? («Российская газета», сентябрь 2003)
Мне представляется, что если у человека есть большие политические планы — он должен их соотносить прежде всего со своей биографией. И если в этой биографии, [как в случае с Ходорковским,] есть приватизация огромного куска собственности — а я знаю, как тогда происходило ее распределение, был в 1994 году директором Федеральной службы контрразведки… Кроме того, не следует за границей очень уж резко и демонстративно проезжаться по людям, которым ты на Родине пожимаешь руки и ходишь в их кабинеты. («Собеседник», октябрь 2007 )
Я согласен с Михаилом Прохоровым, он говорит: «Я понимаю, как мы все получили в начале 90-х, в том числе по залоговым аукционам… О’кей, мы готовы рассчитаться перед государством. Давайте еще раз посчитаем все, проведем рекапитализацию собственности и мы готовы вернуть государству. Но при этом давайте поставим точку и проведем экономическую амнистию». Примерно об этом сказал Владимир Владимирович. («Эхо Москвы», январь 2012)
[В мою бытность главой ФСК] мы, где могли, препятствовали раздаче страны. Мы писали весьма серьезные письма — например, именно по нашему представлению была остановлена деятельность Мавроди. И приватизация ОРТ вызывала серьезные сомнения… Но Борис Абрамович Березовский был тогда членом президентского клуба… Сегодня мы уже понимаем, сколько стоит страна. И большинство готово участвовать в национальных проектах, социальных, культурных программах — я уж не говорю о Романе Абрамовиче, это не человек, а целый субъект Федерации. («Собеседник», октябрь 2007)
Мы все ратуем за наш бизнес, который надо защищать от государства. А мне иногда кажется, что надо и государство от бизнеса защищать. В каком плане? Ну, вот Лондон, <где идут процессы между российскими бизнесменами>. Один рассказывает, как взятки брал, другой — как давал, как крышевали. И хоть бы что… После такого рода выступления, Роман Аркадьевич, никогда бы вы не приехали ни во Францию, ни в Германию, ни в свободные США, никогда после такого заявления о том, что вы давали крупные взятки. Или я не прав? («Эхо Москвы», январь 2012)
О реформах и политической элите
У нас очень неважный пока еще во многих отраслях экономики и во многих государственных учреждениях то, что мы называем менеджментом, или управленцы, по-русски говоря. Когда почти каждый год 1 триллион рублей мы не осваиваем, 1 триллион рублей. Вот смотрите, 700 миллиардов финансовых нарушений, да? А 1 триллион вообще не осваиваем. Деньги лишние оказываются, бог мой! («Эхо Москвы», январь 2012)
В России должна быть собственная промышленная политика. Хватит жить только на сборке автомобилей. И хватит смотреть на то, как падают наши космические корабли, которые уже не бороздят океаны. («Эхо Москвы», январь 2012)
Я знаю почти всех, кто приехал из Питера. У разных людей разные амбиции, но в большинстве своем они единомышленники и часто — друзья. И внутриклановая борьба Кремль не раздирает — за это я ручаюсь. («Собеседник», октябрь 2007)
Чем меньше мы будем говорить, что мы на задворках, тем меньше о нас будут говорить другие. Мне вообще любопытно как формируются те или иные рейтинги, по открытости, по закрытости. До свержения Хосни Мубарака Египет был на 3 порядка выше с Тунисом вместе нашей страны. И где кто сейчас? Это как считать. («Эхо Москвы», январь 2012)
О прошлом России и ее настоящем
Я еще из того, первого демократического призыва, — член президиума первого съезда народных депутатов, на минуточку, — и мы в конце восьмидесятых Ельцина боготворили. Мое отношение к нему менялось, но тогдашнее уважение никуда не делось — даже в период так называемого дирижирования оркестром. <…> И уж по крайней мере в одном Ельцин точно неповинен. На него часто возлагают вину за первую чеченскую войну. Так вот: он тогда меньше всех хотел развязывания боевых действий. («Собеседник», октябрь 2007)
Когда Борис Николаевич набрал феноменальные 98% на выборах в народные депутаты СССР, 90% Лубянки голосовало-то за него. («Первый канал», декабрь 2009)
Вообще по большому счету у сегодняшней России я вижу две проблемы, с которыми и предстоит справиться в самое ближайшее время: первое — качество жизни. На уровне макроэкономических показателей все нормально, но качество это, жизнь обычных граждан, особенно не в столицах, — оставляет желать лучшего. И второе — разрыв между богатыми и бедными, который у нас, к сожалению, приближается к уровню 1907 года. А ведь и Столыпин, и Витте отлично понимали: этот разрыв — главная беда, детонатор будущего взрыва. И Столыпин начал было политику переселения в Сибирь, попытался вырастить эффективного мелкого собственника… В общем, если этот разрыв будет преодолен — тогда можно будет говорить, что экономика здорова. («Собеседник», октябрь 2007)
[Мне импонирует] Александр III. У меня даже портрет его висит с семьей. Удивительный человек был. С него и началось, семью любил, красавец. Честный. бог мой, вот если бы он был в 1917… («Первый канал», декабрь 2009)
Если бы Ульянова не выгнали из университета, а брата не повесил император, все было бы по-другому. Скорее всего, Георгий Валентинович Плеханов возглавил бы социал-демократическое движение в нашей стране и мы сегодня жили бы как… Как в Канаде. Ближе всего нам, наверное, Канада в этом плане. («Эхо Москвы», январь 2012)
Я жалею, скажем, о том, что застрелился Пуго, потому что это был честный офицер, и он не врал никогда, когда я работал в Министерстве внутренних дел. А, в основном же, вранье чистое — не знали обстановку, не знали людей, не знали настроений. И это все очень быстро подвело к началу девяностых годов. («Первый канал», декабрь 2009)
Я не видел [на митингах декабря 2011 г.] ни одного изможденного лица на трибуне и внизу стоящих… Были симпатичные. Лично мне симпатичны были некоторые физиономии. <…> Но об одном хочу сказать… Друзья мои, если вы, действительно, решили чего-то добиться, вы, во-первых, сформулируйте, что вы хотите, а не поменять одних депутатов на других, этих убрать, своих поставить. («Эхо Москвы», январь 2012)
О нравах
Слово «нравственность» у нас уже не модно, мы его почти не применяем. А напрасно. («Первый канал», декабрь 2009)
«Фобос-Грунт» упал, поэтому и пошли к Поясу Богородицы. Если же всерьез, то я ничего зазорного в этом не вижу. Мне кажется, что большинство в этой очереди составляли женщины, у которых проблемы с деторождением, а также больные люди, надеющиеся на исцеление. Они верили, что Пояс богородицы обладает целительной силой. Я понимаю этих людей. («Российская газета», март 2012)
Победить организованную, уличную, латентную и вообще любую преступность в России возможно только в случае, если граждане перестанут бояться милиции <…> За 12 тысяч рублей в месяц к нам придут только евсюковы. Нищий милиционер — хуже бандита. Не можем 1,4 миллиона <милиционеров> содержать в нормальных условиях — значит, надо сокращать их функции. («Российская газета», февраль 2010)
Для человека, живущего в Тверской губернии, в заброшенной деревне, для пенсионерки, которая всю жизнь работала и получает мизерную пенсию, роскошь олицетворяем даже мы с вами, сидящие здесь и одетые в импортные костюмы. («Российская газета», март 2012)
О детстве
Первую книгу мне прочитал мой отец. Мы тогда еще в Порт-Артуре жили, и папа прочитал мне «Сказку о попе и о работнике его Балде». А сейчас первую книгу ребенок получает от родных и близких только в 4 процентах семей. В остальных случаях — либо в детском саду, либо в общении с другими людьми. Это ненормально. («Российская газета», март 2012)
Помню Желтое море. Помню улицу, по которой ходил в магазин за конфетами. Мне их давали без денег, а отец, когда возвращался со службы, платил. В той поездке [в Китай по линии Счетной палаты] случилась поразительная вещь. Меня привезли в дом, где я родился. Это бывший военно-морской госпиталь, там моя мама работала медсестрой. Сейчас это военно-морская гостиница. Так вот, привезли, показали второй этаж, где когда-то располагалось родильное отделение. Привели двух старушек-китаянок, говорят: они у вашей мамы роды принимали. Я недоверчиво усмехнулся. А мне: зря, мол, усмехаетесь. Притаскивают фотографии, которых у нас нет в семье. На одной из них — советские медсестры, врачи, рядом китаяночки стоят… И моя мама среди них. В том самом возрасте, когда она меня родила. Я потом привез эти фотографии домой. («Российская газета», март 2012)
О качестве юридического образования
Можно сказать, что юрист „массовой выпечки“ уходит в прошлое («Право.Ru», декабрь 2011)
Я обсуждал этот вопрос с Дмитрием Анатольевичем. Этот год — и мы закрываем тему. Должны остаться только те вузы, которые дают качественное образование, а не торгуют дипломами по почте. Все мы знаем об этих фактах. Мы некоторые вузы ищем, ФСБ ищет — и не может найти! Нету их!.. 200 юридических вузов — это будет исчерпывающая цифра. («Право.Ru», апрель 2012)
Об увлечениях и работе за пределами Счетной палаты
Я [как болельщик] уже давно разрываюсь между «Зенитом» и московским «Динамо». Но, пожалуй, «Зенит» ближе. («Собеседник», октябрь 2007)
Предложил бы включить в список [обязательной литературы] что-нибудь из того, чем нас в школе обделили. Скажем, Гомера, Сократа. Хотя бы в изложении, чтобы через литературу дети немного погрузились в историю Древнего Рима. Также включил бы — возможно, с комментариями — Библию, Коран и Тору. («Российская газета», март 2012)
В Москве сосредоточено 75 процентов книжного рынка страны, в Питере — 20. Вот и делайте вывод. Это большая проблема — расширение книжного рынка. А тема номер один — сельская библиотека. («Российская газета», март 2012)
Если поеду [на чемпионат Европы по футболу], то, конечно, за свой счет, и, вероятно, на матч «Россия — Польша». За результат не ручаюсь. Но из группы мы должны выйти. Идеальный вариант — попасть в четверку. Шансы есть. («Российская газета», март 2012).
Как не стать легкой добычей оперов, следователей, прокуроров и судей
|