Три дня подряд — 6, 7 и 8 мая — я уходила из 100-го судебного участка района Якиманка лишь глубокой ночью: идут суды над задержанными 6 мая на Болотной площади в ходе согласованного (!) властями митинга. На судебном участке называли цифры в 300-450 административных материалов по статье 19.3 КоАП РФ (неповиновение законному требованию сотрудника полиции). «Материалы» — это живые люди, которых судья должен был «переработать» за 3 выходных предпраздничных дня.

Секретарши, канцелярши и судебные приставы злые и нервные, жалуются, что из-за «ваших митингов» они не спят уже 3 суток, вчера ночью даже домой не уезжали. Судья, напротив, деятелен и работоспособен. Возможно, потому что «правильно» организовал процесс «рассмотрения дел». Тот, кто соглашается с протоколом, через 3 минуты выходит из зала судебного заседания сразу на свободу (им судья дает сутки или двое административного ареста, которые фактически уже отсижены в отделе полиции). Того, кто пытается хоть как-то защищаться, судья наказывает дополнительными «сутками» — так было, например, с Настей Рыбаченко, которая за нежелание расписаться за получение еще не полученного постановления огребла пять суток административного ареста.

Подзащитным я предоставила самим решать, идти ли на «сделку с правосудием» или бороться за свои законные права с перспективой сесть на 15 суток, сказав, что поддержу любое их решение, но влиять на них не хочу, потому что это сфера нравственного выбора, а не юриспруденции. Пять человек сказали, что готовы к 15 суткам и будут бороться невзирая ни на что.

7 и 8 мая непрерывной вереницей шли «раскаявшиеся», а мы с моими подзащитными томились многочасовым ожиданием, когда судья соизволит нами заняться. Я не осуждаю «соглашателей», понимая, как люди намучились в ментовских душегубках. Но горжусь своими подзащитными — за мужество, самопожертвование, твердость позиции. Они — маяки, звезды во мраке. Им тяжело, но они не сдаются. Вчера в 11 утра, после двух бессонных ночей в пыточных условиях камеры ОВД «Красносельское», прямо из судебного участка был отправлен в больницу Алексей Анискин, избитый омоновцами на Болотной площади. Накануне ночью ему стало плохо: когда он попросился в туалет, дежурный мент заявил, что он «обожрался».

В 11 часов вечера того же дня просидевший 2 дня в судебном участке и 2 ночи в ОВД «Красносельское» Валерий Кузьменков прямо в судебном заседании начал падать в обморок. Ребята из группы поддержки отвели его наверх, к входной двери, где попрохладнее, уложили на скамейку, вызвали скорую — судья это сделать отказался, заявив, что врачи к нему уже приезжали и сказали, что он симулянт. После чего скорехонько вынес постановление о назначении 15 суток ареста, потребовав от меня позвать подзащитного на оглашение. Когда я сказала, что он не в состоянии встать и прийти в зал, судья отправился к нему самолично. Поучительная картина — бодрый молодой человек в черной мантии, чуть наклонившись над лежащим на скамейке измученным больным узником, читает, как отходную, приговор — достойна пера художника и внимания зрителей с не совсем еще атрофированной совестью. Вскоре после этого Кузьменкова тоже госпитализировали, но бдительные сотрудники полиции забрали его из больницы и отвезли в ОВД «Красносельское».

Евгений Фрумкин и Надир Фаттяхитдинов также получили по 15 суток ареста, Денис Бахолдин — «всего» трое суток. Евгений Фрумкин мне сказал, что его больше всего оскорбило, когда судья спросил, сколько ему заплатили за участие в митинге. Я ответила, что не стоит подозревать в вопросе судьи злого умысла, скорее дело тут в искреннем заблуждении: всем людям в той или иной мере свойственно судить о других по себе, а те, кто обслуживают режим, навряд ли имеют хоть малейшее представление о том, что такое убеждения и чем человек с убеждениями готов ради них пожертвовать.

Трудно ожидать понимания от тех, интенсивность верноподданического рвения которых определяется исключительно количеством отваленного бабла. «Прагматикам» никогда не понять, зачем взрослым, состоявшимся и благополучным по общепринятым меркам людям с риском для здоровья, кошелька или работы выходить на площадь или к спецприемнику, протестуя против преследования товарищей, единомышленников или даже политических оппонентов, и уж тем более против таких эфемерных субстанций, как нечестные выборы.

А все непонятное, как известно, порождает тревогу, настороженность, а порой и агрессию. В ходе процессов судья то и дело метался из одной крайности в другую: то грозил, что «не позволит устраивать массовых беспорядков», то подбадривал свидетелей одобрительными восклицаниями типа «очень хорошо» (свидетель перед этим как раз рассказывал, как ОМОН избивал мирных граждан), то раздраженно огрызался («попрошу без комментариев»), то пускался в снисходительную фамильярность, обращаясь ко мне «моя золотая» (впрочем, я, неблагодарная, на это тут же ответствовала, что меня зовут Елизавета Александровна, а наименование «золотая» у меня в паспорте не написано).

Почему-то плохо обстояло с соблюдением принципа гласности. Все три дня судебные приставы, ссылаясь на распоряжение судьи, не пускали в зал слушателей. На процессе Евгения Фрумкина я заявила ходатайство о допуске публики в зал, судья отказал. Не стал он и выносить письменное определение об отклонении ходатайства об обеспечении открытого рассмотрения дела. После того как я указала на этот факт в апелляционной жалобе, сданной в канцелярию судебного участка, судья публику допустил — но в ограниченном количестве (не более 5 человек), ссылаясь на нехватку места (в довольно-таки просторном зале, где раньше помещалось 4 ряда скамеек, было оставлено всего две, одна из которых была завалена судебными делами). Правда, добиться допуска в зал корреспондента интернет-портала «Справедливость» Михаила Воронкова нам так и не удалось. Судья упорно отклонял мои ходатайства на эту тему, мотивируя это тем, что у Воронкова нет аккредитации при Замоскворецком районном суде.

Не знаю, виновата ли в этом сфера внимания интернет-портала «Справедливость» (коррупция и чиновничий произвол), или общенегативное отношение к СМИ, но не помогли даже ссылки на постановление пленума Верховного суда РФ, которое запрещает не допускать корреспондентов в судебные заседания. Несмотря на то что Воронков не только не был допущен в зал судебного заседания, но объединенными силами полиции и судебных приставов вообще выкинут из здания суда, судья продолжал ощущать беспокойство по поводу не до конца изгнанной гласности. Во время рассмотрения дела Надира Фаттяхитдинова ему все чудилось, что кто-то из публики ведет скрытую видеосъемку: по ходу дела он то и дело обращался к слушателям с вопросом: «Что там у вас? Вы что — снимаете?». Теперь вот жалко, что на самом деле никто не снимал — осталась бы картинка «из жизни правосудия» на память нам самим и в назидание потомкам.

Елизавета Приходина

Кровавое воскресенье