Следственный изолятор — это тюрьма.

Тюрьма — не мать родна

Очередная смерть в СИЗО. На этот раз умер директор московской школы Андрей Кудояров, который почти пять месяцев провел в тюрьме, не будучи преступником: приговора суда не было. Его обвиняли в получении взятки. Только не вздумайте поверить тем, кто будет говорить, что арест директора Кудоярова — доказательство борьбы с коррупцией. Достаточно посмотреть на коллекции часов наших чиновников, стоимость которых превышает сумму всех их доходов за последние лет 10-15. Или на наших госбанкиров, летающих на собственных самолетах и плавающих на собственных яхтах, которые только и умеют, что бегать к начальству и выпрашивать у него очередные сотни миллиардов бюджетных рублей на спасение их вечно тонущих банков. Или на доблестных полицаев, прокурорских и фээсбэшников, гордо едущих на своих роскошных автомобилях к своим особнякам, про которые в каталогах агентств недвижимости пишут «цена по запросу».

Речь не о том, брал директор взятки или не брал, — этого мы уже никогда не узнаем. Речь должна идти о том, что, несмотря на все красивые слова о реформе правоохранительных органов, в очередной раз в тюрьме умирает гражданин России, который вообще-то не должен был там находиться. Только не надо мне говорить, что от инфаркта умирают в разном возрасте и на свободе. Да, это так. Только вот подозреваю, что каждый день, проведенный в тюрьме, увеличивает риск такой смерти для любого нормального человека.

Хорошо понятна мотивация российских следователей — сажая на время следствия человека в тюрьму, они не несут за это никакой ответственности, даже если дело развалится до суда, в суде или в Европейском суде. Зато они могут добиваться признательных показаний (которые по завету Андрея Януарьевича Вышинского являются царицей доказательств), создавая обвиняемому нечеловеческие условия жизни, ограничивая без решения суда его права и свободы. И конечно, у подследственного никакой надежды в такой ситуации не может быть ни на правоохранительные органы, которые вместо охраны права, т. е. закона, занимаются криминальным бизнесом, ни на независимый российский суд, от которого действительно ничего в этой стране не зависит, поскольку его решения принимаются совсем в других кабинетах.

Но самое страшное даже не в этом. Самое страшное состоит в том, что наша власть, наш доблестный тандем, совершающий рокировочки то в одну, то в другую сторону, холит и лелеет эту систему. Потому что эта система направлена на то, чтобы держать общество в постоянном страхе. Без которого нынешний политический режим не сможет просуществовать сколь-нибудь длительное время. И для этого 112 000 (!) человек, находящихся под следствием, заключены в «230 следственных изоляторах и 165 помещениях, функционирующих в режиме следственных изоляторов» (данные на 1 сентября текущего года). Ежемесячно более 20 000 человек попадают на нары не по приговору суда, а по прихоти следователя и «гуманности» судьи. И каждый пятый из них выходит на свободу в связи с прекращением дел или назначением наказания, не связанного с лишением свободы.

Эта судебно-следственная система уже никогда не поддастся перестройке, ибо люди, встроенные в нее, пропитаны ненавистью к гражданам нашей страны. Они их ненавидят за все — за то, что они богаче, или за то, что они умнее, за то, что они успешнее. Да мало ли можно найти иных поводов для ненависти? Как говорил Иван Андреевич Крылов: «Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать».

Рано или поздно судебно-следственную систему в России придется строить с нуля, с фундамента, не только проведя в ней массированную чистку с элементами люстрации, но и поломав многие ставшие привычными принципы и основы. В частности, одним из условий построения новой системы судопроизводства в России должен стать отказ от системы предварительного следствия. Именно система предварительного следствия изначально позволяет ставить подозреваемого в положение преступника. Именно она позволяет судьям не думать над аргументами и штамповать одно подложенное на их стол решение за другим. Именно система предварительного следствия самим своим существованием разрушает принцип равноправия сторон в процессе, давая ничем не ограниченные преимущества стороне обвинения.

Любая реформа в государстве — вещь непростая. Для ее проведения важны и политическая воля, и интеллектуальный потенциал, и кадровые ресурсы. А еще в ходе проведения реформ очень важно пройти точку невозврата, т. е. довести преобразования до такого уровня, когда вернуться назад уже будет невозможно. В экономической реформе точка невозврата была пройдена достаточно быстро: либерализация цен, свобода торговли и конвертируемость рубля сделали невозможным возврат к советской плановой экономике, как бы этого кому-то ни хотелось.

Реформа судебной системы — вещь непростая вдвойне. Независимость и объективность суда являются краеугольным камнем современного государства. Российская судебная система застряла в плену советских догм, а реформы в этой области не то что не прошли точку невозврата, но и едва ли по глубине преобразований (если пользоваться близкими мне экономическими аналогиями) вышли за рамки позднесоветских рыжковских экономических реформ. Если в своей оценке я прав, то неизбежная шоковая терапия еще только ожидает нас впереди. И опять возвращаясь к экономическим аналогиям, могу уверенно сказать: чем дольше откладывать ее начало, тем тяжелее и масштабнее будет шок. Починить нельзя разрушить. Поставьте запятую в нужном месте.

Сергей Алексашенко

Как не стать легкой добычей оперов, следователей, прокуроров и судей